В стороне, южнее аэродрома, прошла девятка «юнкерсов». Выше их и правее пронеслось шесть «мессершмиттов». Капитан Смоленко, прищурясь, смотрел на них.
- Эй, Витя! – позвал его адъютант эскадрильи. – Давай бегом в штаб полка!
Начальник штаба бомбардировочного полка дал капитану задание.
- Пойдёте один, - сказал он.
– Нанесёте удар по станции. С вами пойдёт комиссар полка. Вопросы есть?- Никак нет, - мотнул головой Смоленко.
Сумерки упали на землю, когда тяжёлый Ил-4 пошёл на взлёт. Длинный разбег, и натужно гудя двумя моторами, бомбардировщик скрылся во тьме.
Комиссар ещё неделю назад был пехотинцем и о лётной карьере и не думал. Но приказ есть приказ, с ним не поспоришь. И вот уже у него голубые петлицы и первый боевой вылет.
- Ничего не видно, - думал комиссар. – Куда летим, где наши, где немцы, ничего не понятно.
Сидевший рядом штурман посматривает на часы, потом берёт карту и подсвечивая фонариком, что-то чертит по ней карандашом.
- Командир! – кричит штурман. – До цели двадцать минут!
Комиссар не показывает виду, но вокруг сплошная тьма, откуда штурман знает, сколько лететь? В душу бывшего пехотинца закрадывается сомнение – а вдруг все ночные вылеты туфта? Вдруг летают просто так, а бомбы сбрасывают куда попало? Ведь ничего не видно вокруг!
- До цели пять минут! – говорит штурман.
Комиссар, прищурясь, смотрит по сторонам, одна темнота! Где же немцы?!
И вдруг прямо впереди вспыхивают огни. Яркие лучи прожекторов начинают мотаться по небу. Комиссар аж вздрагивает от неожиданности.
- Услышали нас, - штурман сопит носом. – Начали!
Первый заход. Комиссар смотрит вниз, одни прожектора и частые вспышки. Рядом с самолётом мелькают искрящиеся вспышки. Это зенитки, догадывается комиссар. Ему охота спрятаться, но он не в окопе, в самолёте не укроешься от осколков.
- Пошли! – командует штурман. Ил-4 вздрагивает, это пошли вниз бомбы.
И тут прямо под левым крылом вспышка! Мотор сбивается, начинает визжать, но успокаивается. Комиссар чувствует, как его прошибает холодный пот.
Второй заход. Внизу пожары. Комиссар видит внизу вагоны, горящие постройки. И снова прожектора, и снова бьют зенитки.
Высота четыре тысячи метров. Сейчас сбросят бомбы и обратно, из этого кошмара.
Бомбардировщик вздрагивает и тут вновь под левым крылом мелькает вспышка. Ил-4 дёргается и валится набок.
Левый мотор замолкает. Надо уходить на высоту, но не вытащит один мотор. Приходится идти со снижением. Зенитный огонь сильнее, но наконец-то самолёт покидает зону поражения.
Неподвижные лопасти левого мотора тормозят ход и разворачивают бомбардировщик. Лётчик сидит согнувшись и упирается ногой в правую педаль изо всех сил.
А высота всё меньше. С четырёх тысяч метров упали уже до тысячи.
Вот и линия фронта. Можно прыгать с парашютами, до аэродрома всё равно не дотянуть.
- Садимся, или прыгаем, товарищ комиссар? – спрашивает лётчик.
Комиссар как зачарованный смотрит в сторону левого крыла. Спохватывается.
- Решайте сами, вы же лётчик, - говорит он и вытирает пот со лба.
Пилот хмыкает и начинает всматриваться вниз. Мелькают смутные очертания, то ли лес, то ли горы. Летят уже довольно низко, и скоро рассвет. Немного видно. Вот село какое-то. За ним вроде поле.
Лётчик выпускает ракету. При вспышке видит ровные ряды, что-то посажено. Тут и сядем. Он выпускает ещё одну ракету, разворачивается и при химическом свете ракеты садится, выпуская шасси.
Самолёт трясёт, он несётся по полю. Вдруг фара высвечивает впереди двухэтажное здание. Смоленко резко жмёт педаль, и разворачивает самолёт. Тот крутнувшись вокруг оси, замирает.
Экипаж вылез из самолёта, все немного расслабились.
Дождались утра. И тут Смоленко пригляделся к комиссару.
- Вы же брюнет, - сказал он. – А голову будто припорошило.
Голова комиссара была седой.
- Зато самолёт мы спасли, - лётчик вздохнул. – Это главное.
Комиссар угрюмо посмотрел на него и ничего не сказал, но подумал, что в пехоте всё-таки попроще.
Свежие комментарии